Голубятня на желтой поляне - Страница 60

Ну ладно… Только разве журналисты живут в дырявых вагонах? Может, этот Глеб от кого-то прячется?

А может, он шпион?

Но вроде бы шпионов сейчас уже не бывает, разве что где-нибудь в дальней пограничной зоне.

Или журналист решил нарочно стать бродягой, чтобы написать потом про это книжку, как Джек Лондон? Но Лондон-то когда жил и в каких краях!

– А чего же вы не в гостинице? Здесь разве лучше?

Глеб развёл руками, хотел что-то сказать, но Юрка дёрнул меня за майку:

– Я тебе всё объясню. Потом…

– Да я и сам могу, – добродушно сказал Глеб. – Чего уж…

– Тебе, наверно, осточертело, – отозвался Юрка. – Сколько можно одну и ту же историю пересказывать!

– А что делать?.. Главное, что сам разобраться не могу. Даже записывать начал всё по порядку, чтобы всё в систему выстроить, да не получается… Я привык на машинке работать в редакции. В командировках только стенографирую, а потом… – Он пошевелил длинными пальцами, будто застучал по клавишам. И спросил без всякой надежды: – Вы случайно не знаете, где бы раздобыть на пару дней машинку?

Юрка пожал плечами.

Я тоже хотел пожать плечами. И всё было бы нормально: откуда у четвероклассника пишущая машинка, это же не калькулятор для уроков математики. Но… а если я всё-таки достану?

Тогда Юрка лишний раз увидит, что я не только опаздывать умею. Что Гелька Травушкин – не Копейкин, он кое-чего стоит.

Я небрежно сказал:

– Точно обещать не могу, но попробую…

Глеб обрадовался совсем по-ребячьи:

– Ой, правда? Будь другом! А то я без работы свихнусь окончательно.

А Юрка посмотрел на меня с недоверчивым уважением.

Мы с Глебом распрощались до вечера. Когда шагали через пути. Юрка спросил:

– Где возьмёшь машинку?

– Дедушкина.

Юрка сказал без насмешки, даже с сочувствием:

– Вот тогда тётушка твоя точно перейдёт от слов к делу.

– Если не надолго возьму, никто не узнает… Лишь бы этот Глеб вместе с машинкой не сбежал куда-нибудь.

– Он что, похож на жулика? – заступился Юрка.

Я не знал. Настоящих жуликов я видел только в кино. Но ведь и в кино они не настоящие, а артисты.

– А зачем он тогда в вагоне укрывается?

– Да не укрывается он. Наоборот. По всем начальникам ходил, только они на него как на сумасшедшего смотрят.

– Почему?

– Ты удостоверение видел? Какой там город?

– Колыч какой-то… Или Колыч?

– Колыч. А где такой?

Я сердито дёрнул плечом: мало ли на свете разных городов?

– И никто не знает, – хмуро сказал Юрка.

– Как это?

– Вот так… И сам он не знает.

– Тогда он сумасшедший. И ты заодно. А я ещё машинку хотел ему…

Юрка не разозлился. Он сказал серьёзно:

– Тут непонятный случай. Он поехал из своего Колыча очень недалеко. В какую-то Старо-Талицу, писать репортаж про летний лагерь. А вместо этой Старо-Талицы попал сюда.

– Ну и ехал бы обратно, если не туда принесло.

– Куда "обратно"? Нет на линии такой станции – Колыч. Нет нигде…

Я даже остановился.

– Как это нигде?.. Ну, значит, он не из Колыча! Он врёт!

– А удостоверение?

– Ну… Юрка! Оно, наверно, фальшивое!

Юрка сказал снисходительно:

– Глупенький-глупенький Геля. Кто будет делать фальшивый документ, от которого у всех глаза на лоб? Да и зачем?

"В самом деле", – подумал я. А Юрка глянул на меня сбоку и спросил:

– Ты вот скажи: этот Глеб похож на плохого человека?

Я посоображал. Нет, не похож. Скорее, наоборот. Глаза добрые. И какой-то беззащитный он, хотя и большой.

– Он даже ни одного сухарика нашего не тронул, несмотря на то, что голодный, – сказал Юрка.

– А почему голодный-то?

– Он же из дома совсем ненадолго уехал, денег с собой почти не взял. И теперь – ни в кафе, ни в гостиницу…

– Хлеб-то мог взять в булочной!

– Он не знал, что можно бесплатно.

Я обалдело заморгал.

– Он совсем какой-то… ну, как Робинзон на диком острове, – сказал Юрка. – Надо ему помочь. Ты вот Ерёме помогать взялся, а Глеб – живой человек.

– Ерёма – тоже живой, – заступился я.

ШЁПОТ ЗВЁЗД

Недалеко от дома, когда с Юркой мы уже расстались, я наткнулся на тётю Вику. У неё просто злодейская какая-то особенность-то и дело попадаться мне навстречу.

Она, конечно, воздела к небу руки.

– Геля! Ещё утро, а ты уже похож на чучело! Ступай, приведи себя в порядок! Ты не ребёнок, а сплошная аномалия!

Раньше я думал, что "Аномалия" – это имя какой-то девочки-неряхи, и обижался. А потом узнал, что это просто "ненормальность". Ну, и перестал обижаться.

Я зашагал к дому, а тётушка шла сзади.

– Гелий, ну почему ты не можешь выглядеть как нормальные дети?.. Вот хотя бы как этот мальчик. По– смотри.

Я посмотрел.

"Этот мальчик" шёл по другой стороне улицы… Такие мальчики, наверно, специально существуют в природе, чтобы радовать тётушек и бабушек. Шагает чистюля, скрипку в футляре тащит, под ноги смотрит, чтобы лаковые башмачки не поцарапать. Причёсанный, в жёлтом костюмчике, на шее даже бантик – тоже ярко-жёлтый, с чёрными горошинами. На брючках стрелочки наглажены…

Я хмыкнул по-юркиному, затолкал кулаки в карманы и зашагал быстрее. Затопал по асфальту. С сандалий посыпались чешуйки высохшего ила.

– Не вздумай в такой чудовищной обуви заходить в комнаты, – сказала тётя Вика.

Я вымыл сандалии на дворе под краном и потащил их сушиться на крышу.

– Опять тебя понесло куда-то. Сломаешь шею, – сказала бабушка из своего окна. Её окно рядом с приставной лестницей, это очень неудобно.

– Не всем на скрипке играть, – буркнул я. И поскорее наверх. Там я поставил сандалии на решётку солнечного энергонакопителя, а сам пролез на чердак. Пол на чердаке был посыпан негорючей пластиковой крошкой, она колола босые ноги. В углу я отодвинул поломанный кухонный автомат и вытащил из старого бочонка приёмник.