Голубятня на желтой поляне - Страница 67

Тут бы и провалиться мне сквозь дощатый пол, сквозь шпалы, сквозь кору Земли. Глубже Ярксонской скважины, на которой работает отец. Не провалился. Только башка опустилась, а шею и уши будто капроновой мочалкой надрали.

А Глеб сказал, словно ничего не случилось:

– Да ничего там хорошего, путаница всякая. До сути я ещё и не добрался… Почитай, если хочешь.

Лучше бы взял за шиворот да выставил из "Курятника".

– Я нечаянно… – глупо пробормотал я.

– Да? – вздохнул он. – А я думал, тебе интересно.

– Мне… интересно, – выдавил я, не поднимая головы.

– Ну и возьми. Можешь забрать домой и почитать. У меня два экземпляра на всякий случай…

Я понемногу перестал краснеть и отдышался. И хотел взяться за чтение прямо сейчас. Но пришли Юрка с Янкой, а за ними грустный Ерёма.

Ерёма взгромоздился на сундук, запахнул куртку и мрачно проскрежетал:

– Выключиться, что ли?..

– Ты чего кислый? – спросил Глеб, забираясь на верхнюю полку и прихватывая машинку.

– Меланхолия, – сказал Ерёма. – Всё пар-ршиво. Один на свете.

– Как это один? – осторожно сказал Глеб. – А мы?

– Вы – хорошо. Но это недолго. Будет осень, все разойдутся, "Курятник" будет пустой. Это с одной стороны…

– Всё равно мы тебя не бросим, – сказал я.

– Понимаю. Это тоже хорошо. С другой стороны. А с третьей стороны, всё равно я один такой.

– Тогда обзаведись детьми, – посоветовал Юрка. – Построишь домик, будешь сидеть с ними у камина и рассказывать, как развлекался в молодости… Только не оставляй их на тётушек.

– Откуда у Ерёмы тётушки, – сказал Янка.

– Да, – согласился Ерёма. – И где взять детей?

– В самом деле… – заметил Глеб.

– Откуда вы вообще берётесь? – сухо спросил Ерёма.

Юрка хмыкнул. Глеб завозился на верхней полке и сказал:

– М-м… да. Видишь ли, Ерёма, человеческий опыт всё равно тебе не пригодится.

– Я не для опыта. Для информации. Я эту проблему ещё не изучал.

Юрка захихикал. Янка лежал на нижней полке, закинув руки, и внимательно рассматривал над собой доски. Я оглядел всю компанию и бодро заговорил:

– Видишь ли, Ерёма, это большая волокита. Прежде всего нужны два человека – папа и мама. Они договариваются, какой должен быть ребёнок. Потом они идут… в это… в магазин "Детский мир", в самый малышовый отдел, подают заявление… Да, ещё документы нужны, что они именно папа и мама. От других родственников и от посторонних заявки не принимают… Ну, а потом приезжает почтовый фургон, приносят заказ: розовое дитя в коробочке. Воспитывайте… Иногда, правда, перепутывают. У меня мама и папа хотели девочку, а получили рыжего бестолкового мальчишку.

– Почему же обратно не сдали? – спросил Глеб.

– Обратно не принимают. За какого расписались, такого и воспитывайте.

Янка задумчиво сказал:

– А со мной не так было. Мама и папа никого не ждали, а в окошко влетел ветер. Маленький такой ветерок, закрутил по комнате всякие бумажки, лепестки с букета. А когда вылетел – пожалуйста. Я лежу на кровати… Мне дедушка рассказывал.

Я покосился на Ерёму и спросил придирчиво:

– Но документы у мамы с папой всё-таки были?

– Конечно!

Юрка зевнул и сказал:

– А обо мне предания молчат. Думаю, обошлось без документов. Ты, Ерёма, не верь этим бюрократам.

– Балбесы, – отчётливо произнес Ерёма. – Вы не поняли вопроса. Я спрашивал, как получаются дети т а к и е, к а к в ы. Бестолковые и вредные.

Глеб обрадованно захохотал. Но потом спохватился:

– Ерёма! Это сложный научный вопрос. Они же все разные. Вот Янка, например, он вместе со скрипкой на свет появился. Почему?

– Нет, – сказал Янка. – Скрипку дед сделал. Сразу, как я ро… как ветер принёс.

Глеб сказал:

– Принёс бы ты ещё разок скрипку, поиграл бы…

– Ну, пожалуйста.

Янка не стал ждать другого раза. Сказал, что принесёт скрипку сейчас. Это же мигом: туда и обратно – полчаса.

– Я с тобой, – подхватился Юрка.

Они теперь всё время так: если куда один, туда и другой. А меня когда позовут, а когда и забудут.

Сейчас забыли. И я стал такой же скучный и одинокий, как Ерёма. И полчаса бродил вокруг вагона, сшибая палкой "бабкины бусы". Хотя нет, не полчаса. Они прибежали раньше.

Когда Янка начал играть, я перестал дуться. Просто забыл. Он так здорово играл! Даже Ерёма слушал, подперев башку пластмассовой ладонью.

Янка и раньше устраивал концерты в вагоне. Его хлебом не корми – дай поиграть, а нам нравилось слушать. Я не всегда вникал в мелодию, но любил смотреть, как летает над скрипкой смычок и как мечется по стене Янкина тень. Как он качается на тонких ногах, будто улететь хочет, и как разлетаются у него волосы… Всегда хорошо смотреть на человека, если он что-то делает от души…

В этот раз он играл особенно долго. То песни – знакомые и простые, то что-то запутанное, быстрое. А потом… потом я услышал ту музыку, что играл Янка в день знакомства. Там, на разноцветной веранде.

Оказывается, я эту музыку помнил!

В ней и правда было что-то такое… Ну, не трубы и барабаны, как сказал тогда Юрка, однако что-то тревожное. Негромкий сдержанный марш. А ещё – плавная и хорошая такая мелодия, которую вдруг что-то ломает, и будто звучат резкие шаги. А затем – тише, тише, тише… И вдруг снова тревожный марш. И сигнал трубы. И конец…

– Это что за вещь? – спросил Глеб, когда Янка опустил скрипку.

– Её Янка с дедом сочинил, – быстро сказал Юрка.

– Да? А что это такое?

– Это… ну, вроде музыкальной пьесы, – застеснявшись, проговорил Янка. – Называется "Восстание".

– Похоже, – сказал Юрка.

И я подумал, что похоже.