Голубятня на желтой поляне - Страница 97

Площадка окружена была метровыми квадратными зубцами. В промежутках тянулись трубчатые поручни. Ветер подтолкнул мальчика к поручню. Мальчик лёг на него животом и внизу увидел маму. Она садилась в оранжевый автобус, который остановился на обочине Мальчик окликнул маму и замахал рукой. Но мама не заметила его и скрылась в автобусе. Мальчик долго махал ему вслед, и коротенький рукав бился у плеча, как зелёный флажок.

Потом он ещё с полминуты смотрел на пустую, белую от солнца дорогу. На холмы, поросшие орешником. За холмами вставали далёкие синеватые башни Пустого Города, куда запрещалось ходить. В городе жили страхи и опасности, про это знали все. Мальчик о чём-то вспомнил и усмехнулся.

Наконец, преодолев хлёсткий напор ветра, он вернулся к лестнице и спустился в тёплую тишину двора.

Ему было немного не по себе…

Ящерка ждала мальчика, выглядывая из-за камня.

– Эх ты… – сказал ей мальчик.

Ящерка скользнула на серую плиту и побежала к фундаменту – туда, где к башне примыкало правое крыло форта.

В прошлом веке здесь взорвался чудовищный круглый снаряд, брошенный с вражеского монитора. На фундаменте до сих пор чернели кривые трещины и щели. Когда-то их пытались залатать цементом и замазать известью, но до конца дело не довели. Здесь же, косо прислонённые к стене, стояли плоские каменные блоки. Ящерка хотела юркнуть между блоками и стеной, но мальчик накрыл её ладошкой.

Он подержал её – щекочущую, живую, стучащую крошечным сердечком – и посадил в нагрудный кармашек.

– Вот тебе. Теперь сиди… – пробормотал он. И хотел встать. Но из-под каменных блоков, что стояли у стены, донеслись смутные голоса. Неразборчивые слова, полушёпот.

Мальчик сунулся под камни. Здесь, в зябкой тени, он разглядел на фундаменте у самой земли щель. Большую. Длина около метра, а ширина такая, что может протиснуться кошка. Мальчик пролез подальше и замер у щели.

В ней ничего не было видно. Лишь на краях лежали неподвижные отблески желтоватого света. Зато стали различимы обрывки фраз:

– …и на той площади, где колокола…

– …кино про мушкетёров…

– …А Илюшка ногой ка-ак двинет и обломил разрядник! А они…

– …Зря они так. Всё-таки на лодке лучше…

Мальчик слушал долго, хотя стоять на четвереньках было неудобно: ныла спина, острые камешки и сухая известковая крошка впивались в коленки и ладони.

–…Если они узнают, мы сами виноваты… – услышал мальчик, и тут его кто-то легонько пнул в босую пятку.

Он вздрогнул, ладошкой прижал кармашек с ящеркой и, пятясь, выбрался из-под камней.

Над ним стояли двое мальчишек лет по двенадцати. Один – широкоскулый, коротко стриженный, с сердитыми глазами и трещинками на пухлых губах. Второй – тонкоплечий, сильно загорелый, со светлыми волосами, косо лежащими на коричневом лбу, с коленом, замотанным грязной синей тряпицей.

Мальчик знал, что у сердитого прозвище Лётчик. У загорелого прозвища не было, а звали его, кажется, Андрюшка. Оба они были в форме младших воспитанников: сизых флотских блузах навыпуск и коротких полотняных штанах – пыльных и мятых. Андрюшка не то спросил, не то просто сказал:

– Подслушивал, птенчик…

– Нет! – поспешно отпёрся мальчик. – Я случайно…

– Подслушивал случайно, – усмехнулся Лётчик. – Интересно, много ли слышал?

– Почти ничего, – сказал мальчик. – Бормотанье ка кое-то.

Мальчишки загораживали дорогу к дому, бежать было немыслимо, да, по правде говоря, и не хотелось.

Мальчик опять сказал:

– Я не нарочно…

– Что будем делать? – сумрачно спросил Лётчик у Андрюшки.

– Вот это прокольчик, – проговорил Андрюшка печально. Так говорят о большой неприятности, когда не знают, как её исправить. Он поддёрнул подол блузы, сунул руки в карманы на штанах и прошёлся по мальчику взглядом. От босых ступней до медных волосков, торчащих на макушке. И с беспощадной ноткой сказал:

– Придётся тащить в штаб.

Потом деловито предупредил мальчика:

– Попробуй только пикнуть.

– Не буду пищать, – тут же пообещал мальчик.

Он не испугался. Если бы ребята злились по правде, они могли бы накостылять ему прямо здесь. А сейчас была, видимо, игра. Мальчик давно мечтал, чтобы лицейские мальчишки взяли его в свои игры, но просить не решался.

Лётчик недоумённо глянул на Андрюшку:

– А… как?

– Завяжем глаза. Не помрёт.

– Не помру, – согласился мальчик.

Лётчик поморщился и спросил:

– А чем?

Андрюшка стал разматывать на колене синюю тряпицу.

– Маленькая, – сказал Лётчик.

– У меня есть платок, – торопливо сообщил мальчик. Платок ему в карман всегда клала мама, и там он лежал неделями чистый и нетронутый.

– Какой воспитанный ребёнок, – сказал Андрюшка почти без насмешки.

– Можно быть воспитанным, когда мама и папа… – заметил Лётчик. – Давай платок.

Они положили платок мальчику на глаза, а сверху плотно обмотали Андрюшкиным бинтом.

– Не вздумай подглядывать, – очень серьёзно сказал Андрюшка. – Худо будет.

– Не вздумаю. Честное слово.

– Честное слово ты маме давай. А с нами не валяй дурака, – проговорил в наступившей для мальчика темноте Лётчик.

– Я ни разу не нарушал честного слова, – обиженно отозвался мальчик.

– Ну и… пошли, – сказал Андрюшка.

Они взяли мальчика за локти твёрдыми горячими пальцами. Повели сквозь сухую траву, торчащую у стены…

Скоро под ногами оказались крутые ступени из холодного ноздреватого камня. Пахнула навстречу влажная землистая прохлада. С глаз убрали повязку.

2

Подземная комната была похожа на внутренность перевёрнутой ступенчатой пирамиды. Высокие брусчатые ступени уходили вниз и смыкались квадратом вокруг небольшой площадки. Там, на площадке, горел ярким светом круглый корабельный фонарь. Кажется, масляный. Он снизу вверх бросал жёлтые лучи на мальчишек и на камни.