Голубятня на желтой поляне - Страница 120

120

– Васька вчера опять у меня выпытывал: какой был папа Ерёма, и как мы жили раньше, и какой был "Курятник"… Для него, для Васьки, это такая давняя давность…

– Мне тоже иногда кажется, будто всё давно-давно было, – признался Гелька. – И иногда наоборот: будто вообще ничего по было.

– Ага! Кажется, что прибежишь на станцию, а там "Курятник", а в нём Ерёма, Глеб, Юрка…

– Зря начальник велел сломать вагон, – сказал Гелька. – Знаешь, Янка, я иногда думаю… Это, конечно, чушь, но бывает такая мысль: если бы "Курятник" остался, Юрка и Глеб скоро вернулись бы… По крайней мере, Юрка…

Гелька не знал, конечно, что Юрка хотел вернуться и не смог.

Когда тоска по Гельке, по Янке, по Старогорску вдруг сжала его и не пустила дальше, он виновато и быстро попрощался с Глебом. Скомканно сказал:

– Гелька думает, что я его бросил. Наверно, так нельзя…

И он пошёл назад.

Он шёл долго, но огни Старогорска, которые казались близкими, вдруг растаяли, и впереди, над пустым степным горизонтом, встал быстрый рассвет. Юрка оглянулся. Глеба сзади, конечно, не было. А впереди… Что было впереди?

Юрка постоял на шпалах. На прямом рельсовом пути посреди поля, где в траве начинали посвистывать птицы. Он был один и вполне мог заплакать от этого одиночества и от неизвестности. Но он не стал.

– Раньше надо было думать, – сказал он себе. – Теперь шагай.

Он поднял сухой стебель сорняка и, щёлкая им по рельсу, пошёл навстречу утреннему ветерку. И даже тихонько засвистел сквозь зубы. Он шагал быстро, и плетёный аксельбант барабанщика хлопал его по форменной рубашке…

ВТОРОЙ ВИЗИТ МАГИСТРА

В конце марта на теневых сторонах улиц ещё лежал грязный комковатый снег, а на солнечных пробивались у заборов зелёные кулачки лопухов и цвела мать-и-мачеха. И время от времени мелькали коричневые бабочки. Это, конечно, если погода была солнечная и безветренная.

Но сегодня солнца не было. С ночи небо затянули скучные облака. Они были серенькие, невзрачные, но от них веяло такой безысходностью, что хотелось лечь и закутаться с головой.

Занятия в классах шли кое-как, а после второго урока Яр велел распустить ребят. Он объявил, что весенние каникулы начинаются на два дня раньше. В другое время школа содрогнулась бы от радостных воплей, а нынче ребята разошлись тихие и насупленные – будто у каждого не меньше трёх двоек за четверть. Нет, кое-кто шутил, конечно, и баловался по дороге домой, но как-то нехотя, через силу…

Чита не подчинился директорскому приказу. Он не пустил домой подшефных третьеклассников. Он собрал их в спортзале, устроил им крепкую разминку с прыжками и упражнениями, а потом затеял состязания метателей мячика. Самая трудная задача была попасть сразу в три качающихся кольца…

Яр прислушивался к смеху и топоту третьеклассников со смесью удовольствия и тревоги. Чита, конечно, молодец. Но что будет дальше?

Неизвестность выматывает. Чувствуешь, как злые силы готовят удар, а какой он будет и как от него защититься – не имеешь понятия. К тому же эта сегодняшняя неизвестность смешивалась с другой – давней и постоянной: почти три месяца от ветерков не было вестей. Тик отводил глаза, будто он виноват. Яр тоже отводил глаза. Словно тоже был виноват – тем, что мучил Игнатика невысказанным вопросом: "Не вернулся ли Денёк?"

Впрочем, беспокойство беспокойством, а хлопотная директорская жизнь затягивала Яра с головой: планы занятий, совещание ореховских учителей и выборы единого школьного совета (наконец хоть какая-то власть!), грипп в первых классах, ремонт отопления. Да ещё уроки математики у шестиклассников и семиклассников…

Яр, хмурясь и тревожась, прошёл в левое крыло школьного здания – здесь было его жильё. Данка на кухне звякала тарелками, хотя он тысячу раз просил не соваться в его хозяйство. Во-первых, сам справится, не инвалид. Во-вторых, тётушки-учительницы и так шепчутся чёрт знает про что…

– Дарья, ну сколько раз я говорил…

– Помолчи уж, – отозвалась Данка. – Вечно сидите с Глебом до ночи, а стаканы вымыть не можете. – В последнее время она стала спокойно-дерзкой и очень независимой. "Ах, как быстро взрослеет девочка", – сказал однажды Глеб.

В комнате торчал, конечно, Алька. Он сидел у подоконника и смотрел на небо. Оглянулся на Яра. Тоскливо сказал:

– Гадость какая. Просто не могу…

– Что?

Алька кивнул на облака.

– Переживём, – сказал Яр.

Алька слабо улыбнулся, потом сообщил:

– Глеб приехал.

Глеб оказался в крошечной комнатушке, где стояла кровать Яра и громоздились по стенам книжные полки. Он сидел на кровати и меланхолично вставлял в барабан блестящего револьвера длинные, как сигареты, патроны.

– Ну что? – спросил Глеб, не поднимая головы.

– Что? – спросил Яр.

– Сволочная погода, – сказал Глеб. – Что-то они замышляют…

– Я распустил ребят, – сказал Яр. Подумал и добавил: – Чита мобилизовал своих пацанов.

– Чита – уникум, – веско проговорил Глеб. – Мне бы его в отряд сорок лет назад. Мы бы обязательно взорвали станцию Мост.

– Ты же отказался от терроризма, – напомнил Яр.

– Мы взорвали бы прежде, чем я отказался… Кстати, при чём здесь терроризм?

– Это я так… – Яр помотал головой. – Чёрт возьми, до чего же тошно… И Тик провалился куда-то. Пошёл провожать одноклассников, сказал, на пять минут, а сам…

– Я здесь, Яр, – сказал Игнатик. Он стоял в дверях.

– Уф… – Яр сел рядом с Глебом и откинулся к стене с картой Полуострова. – Что в городе, Тик?

– Пока ничего, – сказал Игнатик.

– Не нравится мне это "пока"…

120